А время сжигает царей, пока я сижу и курю
Фандом: Black Sails
Автор: Девятихвостая
Бета: не вычитано
Размер: 3240 слов
Пейринг/Персонажи:
Категория: джен
Жанр: драма, ангст, местами трэш
Рейтинг: R
Предупреждения: безнадежное AU относительно событий конца третьего — начала четвёртого сезонов; кроссовер с сериалом (именно сериалом) «Американские боги»; по-прежнему открытый финал; элементы графичного описания ожившего трупа и процесса разложения; мат, насилие и псевдонатурализм в духе обоих канонов
Краткое содержание: что нужно Элинор Гатри, чтобы оставить прошлое в прошлом? А Чарльзу Вейну?
Примечание: продолжение долгостроя, часть 4
Размещение: пока не надо)
всё не очень хорошоНовый рассвет, занимаясь над Нассау, застает непривычную картину: город притих, затаился, едва дышит. Море шумит почти удивленно — где мои люди, куда пропали?
Впрочем, морю недолго удивляться. Его людям — тем, что живут им день изо дня, ставя сети и наживляя крючки, тем, кому мало дела до того, чей флаг развевается над фортом и кто зовет себя хозяином острова, — короче говоря, рыбакам плевать на слухи и мертвецов, им надо кормить семью. Они выходят на утренний лов, как обычно.
Понемногу оживают и окраины; не то чтобы их жителям вовсе не был страшен покойный капитан Вейн — просто у кого-то находится дело, не требующее отлагательств, кто-то резонно полагает, что до такой мелкой сошки руки у мертвеца дойдут не раньше, чем он к хуям вырежет всех важных господ, а кто-то вовсе не имеет привычки задумываться о вещах настолько отвлеченных. Живы все пока — и ладно.
Когда-то сходным образом судил и тот, кто теперь лежит навзничь, пригвожденный к каменистому, заросшему редкой высокорослой травой пригорку в паре миль от ближайшего жилья. Ближайшее жилье — это пара лачуг, одна из которых пустует уже лет пять, а во второй ютится тетка МакНи со своим выводком, перебиваясь случайными заработками и такой же случайной милостыней.
В возвращение мужа, воскресение Спасителя и милости Добрых Соседей бедная женщина верит одинаково истово; в чем-то, возможно, она и права — то, другое и третье от нее бесконечно далеко. Это не мешает ей околачивать причалы, истово молиться на потрескавшееся деревянное распятие и рассыпать на подоконнике последние крошки хлеба на радость крысам.
Впрочем, ребятишки ее всегда здоровы, а большего, — говорит она в редкие минуты просветления, — ведь и желать нечего, верно?..
— ...Я тебе так скажу. — Рыжий наклоняется, вытягивает из чахлого костерка головню, чтобы прикурить очередную сигарку. — Мне насрать, что у вас тут за кабак и кто тебе что должен. Но девочку ты не тронешь.
— Схуяли? — сипит мертвец, не глядя на него.
За ночь он окончательно смирился с тем, что ничего не может сделать с тяжелым копьем, которым его пришпилили к земле. Копье на удивление успешно притворяется заурядным пехотным мушкетом, но если не смотреть прямо, то краем глаза можно различить светлое древко в прихотливой резьбе там, где должен быть ствол и приклад.
— Здесь ни кустика, — вместо ответа сообщает лепрекон. — Жарит целый день. И скоро налетят чайки.
Чайки, в общем-то, уже галдят где-то в отдалении, там, где шумит море. Ну а если они вдруг постесняются — всегда можно дождаться сухопутных падальщиков из глубины острова.
— И что ты скажешь своему хозяину?
— Gobshite*! — Рыжий подскакивает, словно внезапно обнаружил под собой муравейник. — Я не его человек!
— Да ну, — Вейн усмехается.
Суини швыряет в костер недокуренную сигару и бранится — долго, громко, брызгая слюной, пиная камни. Мертвец слушает, недоумевая уже искренне, и в конце концов интересуется:
— Ты запал на нее, что ли?
Рыжий остывает так же быстро, как вскипел.
— Не твое ебучее дело. — Он подходит к лежащему и наклоняется над ним, положив руку на ствол-древко; смотрит в тусклые, подернутые серой пленкой глаза. — Он не просто так тебя хочет. Ты воин. Ты был повешен. Ты принес себя в жертву. Ты его человек.
— Хуй с два.
— Нет — так будешь.
Когда Элинор открыла глаза, в щели ставен било утреннее солнце. Но разбудило ее не это.
Голоса.
Все повторялось. Как в дурном сне.
В дверь стучали — довольно настойчиво.
— Да, сейчас. — Спросонок она удивилась было тому, что Хадсон, постучав, не заходит, но тут же вспомнила все, что было ночью, и резко села на постели.
В глазах на мгновение потемнело — оказывается, она свалилась прямо как легла, не расслабив даже шнуровки корсета; неудивительно, что и снилось такое… хотя тут как ни ложись, удивляться нечему.
— Мэм, — в дверь постучали снова.
Незнакомый — вернее, полузнакомый — голос.
Не Атли, не доктор...
— Сержант?.. — Она поспешно встала, оправляя платье, провела рукой по волосам. — Входите.
Сержант Кридли выглядел еще более помятым, чем вчера.
— Там целый город собрался, мисс. Прямо до последнего побирушки.
— И чего они хотят? — Элинор, не показывая волнения, взяла со столика гребень.
— Вас.
— Меня?..
Кридли кивнул, почему-то избегая встречаться с ней глазами.
— А где лейтенант?..
— Да что-то худо ему, мисс. Даже встать не смог. Доктор посмотрел, сказал…
Элинор отмахнулась: доктора она спросит сама. Разве что...
— Губернатор?
— Да все так же… осторожнее, мисс!.. — предупредил сержант, увидев, что она подошла к окну. — Не дай Бог увидят.
Окно в ее спальне выходило не на площадь — на улицу, но и на улице, насколько можно было разглядеть в щель, хватало народу. И все стремились протиснуться дальше, ближе к повороту на площадь, откуда доносился несвязный, но угрожающий гул.
— Ну и что? Разве не меня они хотели видеть? В чем дело? — Она нахмурилась, пытаясь поймать взгляд Кридли.
— Они, мисс, не просто поорать пришли, — объяснил тот, по-прежнему глядя куда-то вбок. — Кто-то их вроде как настропалил, что, мол, капитан Вейн неспроста встал.
— Вы имеете в виду, что они полагают виновной меня? Или что?
— Ну… вроде того. Что это вы его и…
“Может, не очень ты этого и хотела”, — как наяву услышала Элинор сиплый, с каким-то мерзким присвистом голос Чарльза.
— Что за бред, — все же проговорила она, хотя и не так уверенно, как стоило бы. — В форт кого-нибудь послали?
— Да как тут кого отправишь, мисс. Бобби сунулся было, так его чуть не порвали.
— Ну так найдите того, кого не порвут. — Она доплела косу и принялась было закалывать узел, но руки дрожали, аккуратно не получалось. — Или, может быть, мне поехать?..
Солнце стояло уже высоко, когда он вдруг кое-что понял — понял, глядя, как рыжий, стоя в паре шагов, сворачивает очередную сигару.
— Ты не хочешь, чтобы он меня получил.
— A míorúilt*! Кто заговорил!
— Ты ссышь с ним поссориться, но не хочешь, чтобы было по его, так?
— Не твоего ума дело. — Суини на несколько секунд пропал из поля зрения: наклонялся прикурить.
Несколько затяжек спустя он снова подошел вплотную и заговорил уже по-другому:
— Думай что хочешь, но тебе я не враг.
— Оно, блядь, и видно. — Чарльз покосился на по-прежнему торчащее в его теле ружье.
— Это херня все. Я тебе не враг и не друг. Мне, по правде сказать, насрать, где ты и кто ты. Но у тебя мое добро. И я могу тебе помочь, если ты не хочешь, послав одного нашего теперь уже общего знакомого нахуй, отправиться в еще более далекий нахуй — где тебя встретит еще один наш общий знакомый. Он тебе будет прямо счастлив нужную дверку открыть и подержать, или я не знаю Пса. Злопамятнее суки мир не видел, вот поверь мне.
— Да насрать, — уже выговорив эти слова, он понял, что врет и рыжему, и себе.
Он готов был смириться с тем, что все это скоро кончится. Вчера.
Что изменилось? Хер знает.
Но после того, как он оказался лицом к лицу с Элинор — гневной, ненавидящей, ослепляющей; Элинор, которая не желала его видеть, Элинор, которая выбрала, — нет.
— Врешь, — хмыкнул Суини. — Но я знаю кое-кого, кому на тебя не будет похуй. Кто прямо захочет помочь.
— Помочь в каком смысле?
— Как пойдет. Самое меньшее — проводить без выебонов.
Чарльз подумал про ебаные серые пески под серым небом и брезгливый взгляд черножопого.
— И что ты за это хочешь?
— Монету вернешь. Потом. И пообещаешь, прямо сейчас, что не тронешь ту девочку, Элинор.
— Только ее?
— Я вроде ясно по-вашему сказал: мне насрать, что у вас тут за кабак. Bulláin go*. Только если согласишься, задерживаться нам будет не с руки. А потом, врать не буду, может выйти, что и тебе насрать будет, чем тут кто занят.
— А если не будет?
— Дело твое.
— Мисс, что вы… — Доктор не успевал за ней, солдаты провожали напряженными взглядами. — Это безумие!..
Элинор резко остановилась.
— У вас есть средство заставить их замолчать? Нет? Тогда не мешайте мне.
Ей очень хотелось бы самой ощущать эту уверенность в своих силах и своем решении, но она помнила вчерашний день. Сегодня Вудс не сможет прийти ей на помощь в последний момент — а ведь толпа не просто встревожена. Так гудит осиное гнездо, в котором хорошенько пошуровали палкой.
Но кому еще с этим разбираться? Сержанты ничего не решают, губернатор в бреду, лейтенант слег.
Доктор Маркус по-прежнему топтался перед ней, не пытаясь возразить — его власть начиналась и кончалась у постели больного, — но явно не в силах смириться с ее решением. Элинор обошла его и двинулась к выходу.
Дверь открылась ей навстречу — еще немного, и они с Макс столкнулись бы на пороге.
— Ты?.. — вот только ее здесь не хватало, с тоской подумала Элинор.
Она поспешила прикрыть створку, отрезая ворвавшийся в дом одновременно с Макс гул голосов снаружи.
“Ведьма!..” — донеслось до них напоследок.
Макс посмотрела на Элинор, на доктора, оглянулась на двери — и явно поняла если не все, то достаточно.
— Ты с ума сошла?
— А если и так? — Ей уже всерьез надоел этот вопрос.
— Ты что же, — Макс говорила как всегда протяжно, но сейчас это звучало прямо-таки издевательством, — полагаешь — это они сами придумали?
— Что?!
— Что во всем виновата именно ты. Что именно ты та ведьма, что ты сжила со свету губернатора и подстроила это все, что Нассау не знать покоя, пока ты жива.
— Да какая разница, — Элинор вдруг ощутила странную смесь усталости и досады. — Ничего нового. Всегда так было.
— Ты хочешь сказать, — сладкий яд в голосе Макс, казалось, готов забулькать, как расплавленный сахар, — что вон та поленница посреди площади…
— Поленница?
— Да! — почтенная мадам в одночасье растеряла всю показную томность. — Поленница, Элинор! Кос-тер! Они — они хотят тебя сжечь, и знаешь, кто…
— Ты пришла пугать меня? — Элинор было глубоко насрать, кто именно науськал толпу.
Она бы не удивилась, если бы ей сказали, что это был сам Чарльз.
— Ты знаешь, что нет, — Макс приподняла подбородок. — Ты знаешь. Макс может помочь. Спасти тебя.
— Как? Спрячешь меня под юбкой? — Нервный смешок вырвался у Элинор совершенно помимо воли, на самом деле ей было совершенно не до смеха.
— Не совсем, — Макс улыбнулась ей в ответ — той самой, хитрой и по-детски самодовольной улыбкой, которая означала, что кое-кто здесь прячет под корсетом пачку крапленых карт и свято уверен, что его не поймают. — Я познакомлю тебя кое с кем.
Вейн ждал.
Не знал чего.
Не смог бы объяснить, почему не соглашался на предложенное. Возможно, просто потому, что рыжий бесил его сам по себе.
Суини прошелся взад-вперед мимо него, выбросил сигару.
— Мне торопиться некуда.
— Не пизди. — Чарльз видел, что лепрекон чем дальше, тем больше беспокоится.
— Ладно. Ceart go leor*. Чего тебе еще надо?
— Ее, — Вейн мотнул головой в сторону города.
Золотой отблеск в небе позволял ему определить направление с точностью до румба.
— Кого?.. — Суини посмотрел в ту же сторону и нахмурился. — Ты совсем ебнулся? Я вроде ясно вашим языком сказал — ты ее не тронешь.
— Может и не трону.
Но англичанин ее не получит.
— Мудак, — сплюнул лепрекон, — от тебя уже куски отваливаются, нахуя тебе женщина?
— Не твое дело.
Суини внезапно подскочил к нему, навис, опираясь на копье:
— У тебя были когда-нибудь дети, мертвяк? Дочь?.. Ты знаешь, как это вообще — отцом быть?
В глазах его загорелся тот же безумный огонь, что накануне вечером; Чарльз услышал скрежет лезвия по кости, почувствовал, как его вдавливает в скалу, и нехотя отозвался:
— В душе не ебу. Навряд ли.
Он, может, был бы и не прочь увидеть своего ребенка на руках у Элинор — но как раз с ней-то ничего такого не вышло за все шесть лет. А может, и вышло — с нее сталось бы вытравить плод и не сказать. Против такого он тоже не возражал бы, возиться-то ей.
А шлюхи с этим к нему не ходили — то ли везло, то ли видно было, что где сядешь, там и слезешь. Вернее, слезешь, но не сразу — так кто-то из парней любил пошутить. Энн бесилась, когда слышала.
— Да что ты тогда знаешь в жизни-то… — Суини погас так же неожиданно, как вспыхнул.
Уставился в небо — не мигая, против солнца. Потом зло выругался по-гэльски.
На сухую корягу, невесть каким штормом сюда принесенную, опустился здоровенный одноглазый ворон. Уставился на Вейна, потом на Суини; каркнул.
— Отъебись, — огрызнулся лепрекон.
Ворон каркнул еще раз.
— Не твое дело.
— Кр-ра!
— Ладно, ладно. Нашел, так вали наушничай. Пусть сам придет.
— Кр-р-р-а!
Лепрекон нагнулся за камнем.
— ...Ты издеваешься?! — Элинор закрыла дверь и развернулась к Макс лицом. — Ты правда считаешь, что этот… господин способен…
— Я знаю, что он может тебе помочь. — Та была серьезна и невозмутима. — Тебе надо только согласиться.
— Но он… он даже ничего не просит! И что, что он может сделать?!
Макс все так же невозмутимо пожала плечами.
— Макс, он просто заморочил тебе голову. Ума не приложу, как ему это удалось, но он наверняка просто проходимец, которому не нужно ничего, кроме денег. Прослышал про сокровища “Урки” и на что-то еще надеется. — Точно, и как она сразу не сообразила?!.. — Просто скажи ему, что он ошибся.
— И не подумаю. — Макс сложила руки на груди. — Ты слышишь их, — она кивнула в сторону окна, хотя сейчас они были в одной из комнат, выходивших во внутренний двор. — Ты должна что-то сделать.
— Я должна, и я сделаю, — яростно возразила Элинор. — Я, а не ряженый епископ… господи, епископ! В Нью-Провиденс! Он сам-то себя слышал?!..
— Ты предубеждена, — Макс сложила руки на груди. — Это потому, что я предложила, да?
— Не будь ребенком! — Элинор даже себе не призналась бы в этом, даже будь это правда. — Я просто трезво смотрю на вещи.
— И как ты смотришь на эти вещи? — Макс с показным любопытством заглянула ей в глаза. — Ты вообще слышишь, что происходит? Что ты собираешься сделать, скажи? Поделись с Макс?
Элинор чуть не ляпнула “чтобы ты потом поделилась со всем миром?” — но вовремя прикусила язык.
Это было бы нечестно по отношению к Макс.
— Ничего особенного не происходит, — она постаралась, чтобы это прозвучало уверенно. — Они пошумят и разойдутся.
Повисла пауза.
— Ну хорошо, — сдалась Элинор. — Я не знаю, как их успокоить. Но если ты так уж хочешь помочь, почему бы тебе не послать кого-нибудь из своих в форт? Здесь нет никого, кто взялся бы повернуть толпу на гарнизон.
Никого, кроме Чарльза.
Она поспешила отогнать эту мысль.
Но Макс ее уже услышала.
— Ты правда так думаешь? А как же тот, кто собрал эту толпу, Элинор? Тот, кто хочет твоей смерти?
— Тех, кто ее не хочет, можно по пальцам пересчитать. — Бывшая хозяйка Нассау пожала плечами.
— И все они здесь, Элинор, и хотят тебе помочь. В том числе я и мистер Хаттер*. Элинор, послушай меня хотя бы на этот раз! В конце концов, что ты теряешь?..
— Лицо, например? — стоило только представить, как лже-епископ потащит ее, босую, в одной рубашке, через полгорода “каяться” в церковь, а потом… да какая разница!..
Макс не сказала ничего вроде “тебе ведь не впервой”, и уже за это ей стоило сказать спасибо. Но продолжала стоять на своем:
— Элинор, я прошу тебя. Я боюсь.
Я тоже, подумала та. И покачала головой:
— Макс, ты зря беспокоишься. Я благодарна тебе… и мистеру Хаттеру, — чтоб он провалился, вот только его здесь не хватало, — но я уверена, что справлюсь сама. Если ты в самом деле хочешь помочь, просто пошли весточку в форт - обо всем, что происходит. Я уверена, твои девочки без труда с этим справятся.
Глаза Макс наполнились слезами, она прикусила губу.
— Элинор…
— Нет, Макс, — она постаралась, чтобы это прозвучало мягко. — Спасибо, но нет. Будь осторожна. Сержант!.. Пусть кто-нибудь проводит…
— Не нужно, — Макс резко отвернулась от нее. — Я знаю дорогу.
Копье Суини выдернул одним коротким рывком; в груди негромко чавкнуло, хрустнуло, сместилось, и Чарльз почувствовал, что его больше ничего не держит.
Он сел, потрогал развороченную грудь, стряхнул с пальцев налипшее осклизлое нечто — то ли кусок грудины, то ли ошметок легкого, — и с чем-то вроде удивления посмотрел на сумасшедшего.
Тот ухмыльнулся:
— Не рад?
Вейн посмотрел на торчащие из дыры отломки ребер.
— Схуяли ты вдруг такой добрый?
— Мое дело. Подымайся, пошли. Или хочешь дождаться Гримнира?
— А то он меня не найдет? — он снова пощупал ребра, теперь сзади.
Там хрустело и скрежетало чуть не при каждом движении.
— Можешь проверить, — Суини стоял перед ним, опираясь на мушкет, и темный его силуэт казался размытым, как, впрочем, и многое другое: глаза затянуло паскудной пленкой, моргай не моргай.
Разложение брало свое. Два, может, три дня.
— А если проверю?
— Верни мое добро и проверяй. Я вашим ебучим островком сыт по горло.
Вейн пощупал еще. Странное дело, золотое тепло по-прежнему было внутри него — глубоко, глубже, чем смог бы вышибить или выдрать пусть даже с мясом какой-то полоумный умелец.
Он поднялся.
— Ну и куда ты собрался, feoil madraí*? — с отвращением поинтересовался Суини, каким-то образом оказываясь прямо перед ним.
— А то ты не знаешь. — Чарльз оттолкнул его вполсилы, но не без удовольствия.
— Я тебе уже сказал. — В руках сумасшедшего вдруг опять оказался мушкет, и штык был ярким даже в той серой мути, которой затянуло мир для мертвеца. — Ты ее не тронешь.
— Может и не трону, — пролежать на ебучей горке до вечера в компании чаек и ворон, пока изволит явиться одноглазый мудак, ему все-таки не улыбалось. — Но она моя.
— Ты долбоеб, — устало сплюнул Суини. — Нужен ты ей.
— А мне насрать.
Лепрекон выругался по-гэльски.
Вейн пошел было дальше, но тут до его — видно, порядком уже подтухших — мозгов кое-что дошло. Он остановился.
— Я отдам тебе монету, как смогу обойтись без нее. Где там этот твой хер, который помочь захочет? И чего он захочет еще?
— А ты ничего не забыл? — Перемена в собеседнике отчего-то не особенно обрадовала Суини. — Я сказал — ты не тронешь девочку.
— Она моя. Я не собираюсь ее убивать. Только забрать.
А англичанина, если сейчас не срастется у него, прикончит Флинт. Или Бонс с Ганном. Пусть, не жалко.
Им когда-нибудь надоест, уговаривала себя Элинор. Не полезут же они на штыки.
К ее удивлению, пока что солдаты держались неплохо: видимо, бояться живых людей при свете дня им после ночного побоища казалось либо стыдно, либо глупо.
Постепенно она и сама начала так думать — но тут толпа замолчала. Как-то вдруг, словно кто-то вылил на воду бочку масла. Флинт однажды рассказывал про такой трюк: потом волна бушует вдвое злее, но какие-то секунды на этом можно выгадать.
Сейчас — почему-то Элинор поняла это совершенно безнадежно — ей не принадлежало ни секунды. Мгновенная надежда на то, что это пришла подмога из форта, растаяла, как снег на солнце.
Она выпустила горячую от лихорадочного жара кисть Роджерса и подошла к окну.
Площадь была пуста.
Почти пуста — едва-едва можно было разглядеть жмущихся к дверям солдат. И…
— Элинор! — этот хрип без следа потонул бы в том шуме, но над Нассау стояла жуткая, мертвенная тишина, и она слышала его, казалось, чем-то иным, нежели обычный слух. — Элинор. Если ты не выйдешь, я войду.
первая часть
вторая часть
третья часть
(получилось, боюсь, пока что ниоч оптимистично, но какой ноябрь, такие и подарки
надеюсь к новому году исправиться))@темы: BS
-
-
12.11.2020 в 11:00-
-
12.11.2020 в 11:03И еще раз поздравляю!